Англичанин не верил своим ушам, он встряхнул головой, схватил пустой бокал и протянул к бутылке хереса. Этим жестом он хотел подтвердить свое согласие.

Де ла Крус наполнил фужер и подождал, пока пират, а теперь он это делал не спеша, допьет вино. Сам Педро лишь пригубил из своего бокала.

— Кто он — этот хорошо известный мне человек?

— Ваш собрат по разбою!

— Я бы попросил не употреблять подобных слов! Здесь замешана политика, сеньор! Мы боремся за процветание и величие английской короны.

— Грабя мирных жителей и церкви?! Убивая стариков, женщин, детей! Торгуя людьми на рынке! Зовут его Чарльз Гант! Он — подданный английского короля.

— Так вы тот самый корсар из Тринидада? Да, основательно выпотрошил ваших сограждан пройдоха Гант. Мы шли на Тортугу, но кто-то из моих людей сболтнул лишнего, и он опередил меня! На целых две недели, прохвост! Когда мы подступили к Касильде, нас встретило организованное сопротивление. Но оставили берег мы потому, что стало ясно — в Тринидаде брать больше нечего. Скажите, зачем вам сдался этот вор? То, что вы снимите с наших кораблей сегодня, уверяю вас, составит столько же, сколько жулик Гант взял тогда в Тринидаде! Я не желаю вас обидеть расспросами, но я вижу, что для вашей заинтересованности есть иное объяснение. Клянусь Патриком [55] , я прав! Почему вы разыскиваете Ганта?

Де ла Крус с первых слов англичанина задумался: пирату было известно, что корсар из Тринидада преследует Ганта. Теперь же, когда пират смолк, задав рискованный вопрос прямо в лоб, Педро не моргнув глазом ответил:

— Я, в отличие от вас, сэр, человек верующий. Чарльз Гант и его люди не просто разграбили город. Они осквернили церковь! Из собора Святой Троицы похитили чаши святого причастия. Когда священник попытался их урезонить, ему саблей распороли живот. Я поклялся на образе Божией Матери вернуть эти чаши в собор! — и Педро, как набожный католик, перекрестился.

— Похоже, вы меня толкаете на предательство, сеньор!

— Вижу, два бокала хереса лишили вас нюха! Вы не способны отличить зловоние грязных дел Ганта от запаха собственной крови! Даю вам три минуты на раздумье!

— Не надо! Вы имеете все четыре мои обещания, капитан из Тринидада! — и пират протянул пустой бокал.

— Где сейчас Гант?

— Это известно только ему и его молодчикам! Однако… я дал слово, и я помогу вам его найти.

Корвет с Девото на капитанском мостике и шебека, которой командовал Тетю, шли впереди «Каталины» румбом на Веракрус. Караван только что оставил позади острова Триангуло и Аркас. Настроение у всех было более чем приподнятое. Размер военной добычи превзошел все возможные ожидания. На борту корвета и шебеки находились богатства, награбленные пиратами за два года. Перед отплытием на отдых в Англию капитаны обоих судов решили поживиться еще и кампешевым деревом.

Де ла Крус торопился.

Ему как можно скорее хотелось сдать испанским властям захваченные корабли и пленных пиратов. Разделить трофеи между членами своего экипажа. Сообщить Чирино и Чакону о первом успехе, рассчитаться с генералом за сабли. Внести положенный залог морскому министерству, отправить с тем же судном в Гавану письмо графине Иннес. Помимо всего этого ему предстояло заполучить картину Веласкеса. Пленный английский капитан, в свою очередь, то ли передумав, то ли надеясь, что время на его стороне, продолжал утверждать, что готов помочь де ла Крусу, однако ни слова пока не сказал, как он собирается это сделать.

Девото ходил по мостику корвета сам не свой, не мог забыть трезубец, укол в бедро и бахвальство пирата. Андрес полагал, что, отдай де ла Крус англичанина ему в руки, он, Девото, сумел бы вытрясти из пирата признания.

Утром следующего дня в каюту Педро вошел Диего:

— Капитан, отправьте меня на завтрак акулам, если вы не останетесь мною довольны!

— Я доволен тобой и так, — ответил Красный Корсар и отложил в сторону древний трактат по астрогнозии [56] .

— Вот смотрите! Я был не прав. Напрасно плохо думал о Пересе. Глядите! — и боцман протянул листки, исписанные мелким канцелярским почерком. — Адреса англичан в Гаване.

— Не пойму, Добрая Душа, каких еще англичан?

— Я готовил вещи шкипера, чтобы отправить их его жене в Гавану. И вдруг, сверните мне голову на спину, если я не подумал, зачем это шкиперу столько адресов? Они записаны на листках разными чернилами. Я бегом к Медико. Он и сам сейчас сюда заявится. Доктор поглядел на каракули и сразу заявил: «Это же все сторонники австрийского двора. Враги Чирино и Чакона. Пособники англичан!» Вот так! Ага, думаю, Решето, ты все-таки просеял! Гляжу дальше, Вижу чистые листочки, а замусолены, как столетние карты. Я мигом в камбуз. Коко — умный, он понял, что здесь не так! Взял листок, брызнул уксуса… и вот! Сколько и когда получено за службу. Но главное оказалось в кармане панталон. Читайте, — и боцман протянул потертую бумажку, на которой четко проступившими после применения уксуса буквами было написано: «Ищет Ганта, чтобы рассчитаться за Тринидад и любимую женщину Каталину».

— Молодчина, Добрая Душа! Действительно, нет тебе цены! Кстати, а что Перес? Как он? Все спит?

— Не знаю. Сейчас погляжу, где Медико, — боцман отворил дверь каюты: — А вот и он.

Хирург, которому в эти дни пришлось потрудиться не меньше, а, скорее всего, даже больше, чем другим, пребывал в прекрасном расположении духа.

— Альбинос-боцман с шебеки видел Ганта два месяца назад на острове Андрос. Гант килевал судно. Боцман еще плох, но за то, что я спас ему ногу, не отрезал, клянется сделать все, чтобы нам помочь.

— Это хорошо! Но что ты скажешь насчет шкипера? — Педро предложил Медико и Доброй Душе сесть в кресла.

— Скажу, что нельзя согласиться с Доброй Душой и выбросить его тело из цинкового гроба в море.

— Естественно! Вместе с вещами его надо доставить вдове. Ты меня понял, Диего?

Де ла Крус встал, подошел к полке с книгами, рядом с ними на стене каюты висел гобелен с изображением Людовика XIII. Педро нажал на одну из пуговиц его парадного мундира. Послышался щелчок, и часть книжной полки отодвинулась. Де ла Крус извлек из потайного ящика мешочек:

— Вот, Диего, здесь сто дублонов. Передашь от меня вдове. Бумаги шкипера, которые ты нашел, оставишь у меня. Они пригодятся генералу Чакону. Хуан, а как себя чувствует Перес?

— Он спал два дня. Это ему помогло. Сейчас пробудился. Хочет тебя видеть, — Медико поднялся на ноги.

— Его желание совпадает с моим, пошли! — Де ла Крус взял с полки книгу в красивом тисненом переплете. — Вот, Хуан, обещанная тебе книга. «Учитель фехтования, или Фехтовальные упражнения» де Лянкура. Француз прекрасно изложил итальянскую школу и дополнил ее.

— Легко войти во вкус, стоит только попробовать, — отныне я заболел фехтованием! Упражняюсь даже во сне. Спасибо, Педро!

— Если есть время, после лазарета проведем урок. Пошли!

Оказалось, что старшего бомбардира разместили в каюте хирурга, а сам Медико эти дни спал в подвешенном рядом с кроватью гамаке. Это удивило и порадовало де ла Круса.

Перес не должен был долго и тем более громко говорить. Медико боялся внутреннего кровоизлияния;

— Я много зла принес людям, правда, плохим… Но больше я старался делать добро, — начал слабым голосом Перес, его глаза выражали благодарность. — За это Бог свел меня с вами, де ла Крус! Но зачем, скажите, я хочу услышать это от вас, зачем вы пришли мне на выручку?

Де ла Крус молчал, видно было, что его обуревают сомнения.

— Вы же подозревали; что я пришел на «Каталину» не по своей воле, — не выдержал гнетущей паузы старший бомбардир. — Зачем вы спасли мне жизнь?

— Хуан, разве сеньору Пересу не вредно много говорить? — спросил де ла Крус.

— Он может проговорить не более четверти часа. Однако этот разговор должен состояться. Он поможет выздоровлению. Я ухожу!