— Марсела, немедленно с детьми в карету! — И взял из рук слуги два заряженных пистолета.
Повторять повеление не пришлось. Семейство Андрадэ скоро разместилось в экипаже, в шарабан дон Рикардо усадил управляющего, старую няню, повара и своего личного слугу. Остальным слугам он приказал забирать все, что они будут в силах унести, и немедленно уходить в горы.
Тем временем старшая дочь Андрадэ Каталина, вспомнив о чем-то, кивнула матери: «Я сейчас!» — выскочила из экипажа и стремглав побежала в сад, к дуплу старого манго…
Отдав последние распоряжения, дон Рикардо поднялся на подножку кареты. «Где Каталина?! Она побежала в дом…» — обратилась к нему донья Марсела. Дон Рикардо подумал: «Каталина, наверное, пересела к любимой няне в шарабан» — и, чтобы убедиться, громко спросил:
— Все сели?
— Да, ваша милость, — ответил забравшийся на козлы кучер.
— А в шарабане?
— Все здесь, хозяин, — раздался голос слуги.
— Вот видишь, все на своих местах, — сказал дон Рикардо жене, которая от переполнявшего ее страха была не в силах вымолвить в ответ ни слова.
В тот самый миг совсем близко зазвучали выстрелы, затем послышались крики горожан и восторженный рев пиратов, принявшихся грабить город. На церковную площадь выбежала толпа во главе с толстым булочником, который бросил на землю свою корзину и мешок и завопил, будто его и вправду резали:
— Убивают! Режут! Они уже здесь! Помогите!
Лошади, почуявшие опасность, испуганные обезумевшей толпой, рванули с места. Карета, шарабан, а за ними и повозка понеслись вверх по улице Бока. Донья Марсела, в ужасе, еле слышно наконец выдохнула:
— Где Каталина? Она вошла в дом.
Дон Рикардо, уверенный, что его любимой дочери, тем более после того, как он велел всем садиться в экипаж, в доме делать было совершенно нечего, спокойно ответил:
— Она с няней в шарабане, — и тут же приказал кучеру: — Смотри, чтобы шарабан не отставал!
— Что вы, ваша милость. Там хорошие кони. Мой брат умеет ими управлять.
Горожане поспешно уходили в горы.
Местные власти знали, что в прибрежных водах появились корабли английских флибустьеров, но к встрече с ними подготовиться не успели. Один из жителей города — известный и всеми уважаемый корсар Хуан Васкес, гроза морских контрабандистов, от которого не раз приходилось туго и крупным пиратским судам, пребывал в далеком плавании. Вдали от родного берега бороздили моря суда корсаров Франсиско Тристы, Хосе Валентина Помареса и Хуана Франсиско Эрнандеса. А отряду городской обороны, который состоял из нескольких десятков аркебуз и пистолетов, было не под силу оказать серьезное сопротивление морскому десанту пиратов.
В заливе Касильда стояло три пиратских корабля, а значит, на берег во главе со своим предводителем — бывалым английским пиратом Чарльзом Гантом — высадилось не менее трех сотен жаждущих наживы головорезов. Одним из трех капитанов был некий Боб, известный на Багамах и в Мексиканском заливе под прозвищем Железная Рука. Боб согласился на предложение английского флибустьера принять участие в набеге на город Тринидад, однако вскоре пираты повздорили.
Англичанину не понравилась манера Боба высказывать без обиняков все, что он думает. Помимо этого Железная Рука происходил из ирландцев, недавно осевших в Америке, а те, по мнению Ганта, истого британца, были заражены опасным свободомыслием. Бобу, в свою очередь, не понравился вызывающий тон Ганта, которым он позволял себе общаться с другими капитанами.
Однако тогда их удалось примирить; в итоге ранним утром 4 ноября 1702 года пираты подошли к берегам испанских владений на острове Куба, сумели высадиться никем не замеченные и принялись грабить слабо защищенный богатый приморский город Тринидад.
…По пиратским законам, все, что удалось награбить, складывалось в общий котел. Потом в зависимости от положения и выполняемых обязанностей на судне каждый получал свою долю. Но Железная Рука присоединился к Чарлзу Ганту со своими восьмьюдесятью матросами, поставив одно условие, которое поначалу показалось Ганту странным, а потом было принято: захваченных Бобом или его людьми женщин Боб берет на свой корабль.
Железной Руке было за тридцать, и для пирата, как, впрочем, для любого человека того времени, это означало, что полжизни уже позади. Но Боб не собирался стариться и в глубине души еще надеялся встретить женщину, которая полюбит его и будет готова разделить с ним все трудности и опасности его скитальческой жизни.
А еще Боб замыслил с годами оставить пиратское ремесло, поселиться вместе с женой в каком-нибудь тихом городе, где о Железной Руке никто не будет знать, и закончить свои дни в кругу семьи, среди детей и внуков.
В это ноябрьское утро, казалось, Бобу чертовски повезло! Его матросы обнаружили в саду богатого дома красивую девушку и привели ее к Бобу со словами:
— Вот твоя невеста, капитан!
— Девочка, — пробормотал он. — Дитя!
Действительно, на первый взгляд перед ним стояла девочка-подросток. Он уже собрался было отпустить ее, но, присмотревшись, отметил большие серо-синие глаза, полные презрения, совсем недетской печали и гнева.
— Ого! — сказал Боб. — Она женщина! Не держите ее!
Девушка поправила на себе платье, откинула с лица густые черные волосы, и Боб произнес:
— Черные крылья! Она красива.
Каталина, а это была именно она, спросила:
— Разве пираты воюют с женщинами?
— Нет, сеньорита, — будто смутившись, пробормотал Боб. — Но они мужчины. И умеют ценить красоту. Я не причиню вам зла. Доверьтесь мне! Сейчас это лучшее, что вы можете сделать.
И, не дожидаясь ответа, Боб отдал команду двум самым сильным матросам доставить девушку на корабль, в его каюту. Убедившись, что все награбленное уже вынесено из дома, Боб вышел на площадь Утешения, свернул на улицу Христа Спасителя и с ватагой матросов оказался у собора Святой Троицы, где уже разыгрывалась страшная сцена.
Придерживая полы черной сутаны, со стороны улицы Амаргура на площадь выбежал почтенный священник. Он видел, как пираты грабили церковь, и теперь, широко размахивая руками, кричал:
— Богоотступники! Проклинаю вас!..
Возле входа в храм священник столкнулся с пиратом, у которого через всю обнаженную грудь, от левого плеча до пояса, проходил розовый шрам. Красная повязка на голове лихо сбилась на сторону, рот растянулся в улыбке. Пират был доволен собой, в каждой руке он нес по огромной золотой чаше для святого причастия.
Дон Мануэль, так звали священника, попытался выхватить хотя бы чашу, но куда было ему, тщедушному старцу, тягаться с могучим громилой. Тот ухмыльнулся и, подмигнув своему приятелю, который стоял неподалеку, словно нехотя, медленно произнес:
— Посмотри-ка, Джимми, красная ли у этого падре кровь.
Абордажная сабля описала короткую дугу снизу вверх и вошла в живот священнослужителя. Внутренности несчастного вывалились наружу. Однако священник, памятуя о том, что в чашах хранилось святое причастие, закрыв рану рукой, вбежал в собор. Там он принялся подбирать с земли кусочки просвиры и заталкивать их себе в рот, чтобы, не дай бог, кто-либо не наступил на них и не совершил еще большего святотатства, но тут он замертво свалился к подножию алтаря.
Бобу, который не раз играл со смертью, как играет ребенок с игрушечной шпагой, от этой сцены стало не по себе. Он поморщился, но, представив большие, похожие цветом на сапфир глаза пленницы, тут же забыл о падре. День еще только начинался, впереди было много дел. Он кликнул своих людей и направился с площади прочь, чтобы продолжить обирать чужие дома.
Собор охватило пламя.
В это время Чарлз Гант с большой группой пиратов силился пробиться в здание алькальда. Там должны были храниться общественные деньги, драгоценности, принадлежащие городу, и разные бумаги, по которым английские флибустьеры без труда смогли бы определить, насколько богат Тринидад и где эти богатства следует искать.
Но когда тяжелая дверь была взломана и первый пират попытался было проникнуть в здание, он тут же вывалился обратно с раскроенным черепом. Тогда сразу два пирата бросились внутрь. Один тут же упал, перегородив собою вход, а другой выскочил с рассеченной у предплечья рукой.